— Отправимся в путь затемно, — заявил Ныоман тоном, не терпящим возражений. — Чтобы посмотреть одалан, мы должны быть в Сануре уже в паги паги. Ты попал на конец старого года вуку и начало нового. Наверняка тебе покровительствует Сангьянг Види Баса. Так не упусти свой шанс! Фото будут потрясающими... Из нескольких фраз, произнесенных на приличном английском, я понял только одно: выспаться не удастся. Ныомана порекомендовали в турагентстве как толкового гида, в придачу к которому руководство выделяло настоящий автомобиль, а не обычное в таких случаях чудо местной техники — трехместную авторикшу. Гордость переполнила меня. Пусть о нашем прибытии знают джунгли и поля на склонах, пока что скрытые во тьме! Иногда я даже просил посигналить. Еще хотелось собраться с мыслями, но не тут-то было! Ныоману не терпелось поведать как можно больше о своей жизни на Бали: друзьях детства и одноклассниках, родителях, пяти братьях и планах на будущее... Под нескончаемую болтовню я задремал, голова болталась во все стороны. Сквозь сон услышал: "Скоро будем на месте. Мы поймали паги-паги" (гид наконец-то соизволил объяснить, что это выражение означает "раннее утро"). Вдруг Ныоман резко притормозил перед толпой на дороге. Моя голова предприняла попытку оторваться от шеи, после чего я протер глаза. Светало. Мы прибыли в Санур. Праздничная процессия скрылась за пыльной завесой, поднятой автомобилем. Похоже, назревал конфликт. Хорошо, если нас сейчас просто обругают. К моему облегчению, двумя нахальными приезжими никто не заинтересовался. Приближалось завершение праздника Калунган-Кунинган, и балийцы не думали ни о чем, кроме веселья! (Похоже, мне таки удалось заручиться покровительством Сангьянг Види Васа, одного из самых влиятельных богов. Мое пребывание совпало с окончанием года вуку (па-вукон), состоящего из 210 дней, разбитых, в свою очередь, на 30 недель.) Итак, шествие, потревоженное неожиданным вторжением, продолжило путь. Сотни ртов шептали молитву. Ныоман воспользовался моментом и тихонько возносил небу приватные просьбы. После общения с богами и духами парень выглядел как человек, которому крупно повезло. По всей деревне перед домами и по обочинам дорог торчали воткнутые в землю длинные бамбуковые жерди, укращенные пальмовыми листьями и цветами. Каждая из них символизирует послание для добрых духов: "Мы думаем о вас!" У нарядных балиек на головах красовались бантен — целые пирамиды из цветов, манго, бананов, грейпфрутов, папайи, яблок. "Пойдем посмотрим одалан", — услышал я, прежде чем голос Ныомана заглушила музыка оркестра, состоящего из гонгов, барабанчиков и ксилофонов. Процессия, остановленная нашим бесцеремонным вторжением, тронулась с места. По пути разговорчивый гид стал донимать меня расспросами о жизни в Европе. Но ничто из непременных составляющих жизни среднего европейца, таких как факс, ноутбук, Интернет, мобильный телефон, цифровой фотоаппарат, не интересовало балийца. Тоска какая! "Лучше скажи, кто твои боги и духи. Добрые или злые? Каких больше? Где они живут?" — допытывался Ныоман. Признаюсь честно, тяжело было отвечать вопросы человека, главной жизненной проблемой которого является вопрос: как ублажить многочисленных духов? "Тебе следует надеть это, — на мгновение отвлекся от расспросов Ныоман и подал кусок ткани. — В храме не возражают, когда в одалане участвуют чужеземцы, но в той одежде, что на тебе, туда не пустят..." Между тем шествие приблизилось к главному входу в храм. Ворота сторожили три каменных страшилища (наверное, чтобы никому в голову не пришло войти без разрешения). Служители придирчиво отобрали группу счастливцев, которые смогут первыми помолиться и получить благословение. Двор храма напоминал сцену авангардистского театра. Флигели по периметру буквально трещали. Там складывались подношения верующих, еще более цветастые и благоухающие, чем те, которые я видел прежде. Над каждой искусно сложенной жертвенной пирамидой гримасничали маски демонов: "Попробуй на что-то позариться — увидишь, что мы с тобой сделаем!.." Группа, с которой я вошел в храм, поднесла свои дары. Оркестр выводил монотонные мелодии, а духовники начали приготовления к богослужению. Во время одалана в храме нельзя становиться где вздумается. Все обязаны стоять спиной к священному балийскому вулкану Гунунг Агунг, а лицом к морю. Неугомонный Ныоман просвещал меня, пока я не попался на глаза одному из служителей культа. Он попросил, чтобы я занял отведенное для чужестранцев место у стены. Ксилофоны и гонги умолкли. Все затихло и на улице. Верховный жрец, как заправская рок-звезда, взял микрофон и начал читать молитвы. Из репродуктора доносились непонятные слова. Молящиеся сложили руки и подняли их над головами. Некоторые даже вытянулись вверх — наверное, чтобы быть ближе к добрым богам на небе. Когда проповедь закончилась, жрецы пошли между рядами, окропляя верующих священной водой. Я посмотрел на часы. Полдня пролетело незаметно. Ныоман всучил мне кретек — знаменитую индонезийскую сигарету с гвоздикой. Утомленный долгим обрядом, я смачно затянулся. Через мгновение показалось, что это моя последняя затяжка в жизни: легкие раздирало на куски! БАЛИЙСКАЯ ПОЛЬКА Городок Убуд слывет культурным центром Бали. В чем-то эта претензия оправданна. Здесь можно встретить десятки художников, скульпторов, музыкантов, причем творческий процесс проходит в Убуд открыто, в присутствии всех желающих посмотреть. От кузницы, где делают мечи-крисы, Ныоман меня оттянул буквально за уши. За работой мастера, который из прямого стального прута создает настоящий шедевр, я мог бы следить часами. "Отвлекись, мы тут ради баронга!" — раздраженно шипел проводник. "Вскоре ты сможешь увидеть крисы в действии", — продолжил он примирительно после обещания урезать вознаграждение. Баронг считается одним из самых известных танцев Бали. Мир был, есть и будет битвой добра со злом. Иногда мы об этом забываем. Баронг как раз и призван освежить человеческую память. ...В сопровождении свиты на краю появляется фигура Рангда — олицетворение вселенского зла. На чьей стороне Рангда, сомнений нет — между страшными клыками болтается длинный язык, шею украшают человеческие внутренности. Сцена заполняется людьми — воины добра бросаются в контратаку. Они буйствуют, как будто в этом и есть смысл свободы. Некоторые направляют на себя крисы. Не в трансе ли наши герои? В битву вступает Баронг, символизирующий силы добра. Его внешность впечатляет: какая-то помесь пса и льва! Буйная грива, длинные усы... В финале Рангда не гибнет, а изгоняется на кладбище, где обитают демоны. Окончательно победить зло невозможно. Поверженное, оно зализывает раны в темных закоулках Вселенной и снова подкарауливает людей... Явно измотанные танцоры покинули сцену. Где-то за кулисами исчезли фантасмагорические маски Рангди и Баронга. На Бали их считают священными. Балийские маски безупречны. Перед началом действа в их честь совершаются жертвоприношения и жрец должен окропить маски водой с вулкана Агунг.
— Сегодня ты будешь наслаждаться красотой, — пообещал на второй день Ныоман. — Впечатления должны уравновешиваться; прочувствуешь легонг — настоящую поэму в танце. Легонг повествует о девушке, попавшей в плен к некому правителю. Родственники пытаются освободить красавицу, но злодей в ответ идет на них войной, хотя птица приносит ему плохое знамение в начале похода. Правитель игнорирует знак и погибает. ...Из-за кулис появляется девушка, похожая на куколку бабочки. Несколько минут она вертится на сцене, затем к ней присоединяются две танцовщицы с веерами. Их маленькие шажки на удивление слаженны. Еле заметные движения, мимика могут выразить любое состояние человеческой души — силу, слабость, ненависть, радость... Танцовщицы, совсем юные, почти дети, напоминали золотых ангелов. Роскошный макияж, прекрасные диадемы, красивые костюмы... Мы ощутили себя в атмосфере королевской резиденции. Ведь много веков баронг можно было увидеть только во дворце Сангйанг Легонг. Я резко оборвал Ныомана, пытавшегося рассказать сюжет, который был не столь важен. Хотелось неотрывно следить за руками, вырисовывающими круги, за пальцами, которые превратились в машущие крылья птиц. Я попал в мир, в котором понятия красоты и чистоты имеют подлинное значение. Ныоман никогда не покидал родного острова. Обо всем происходящем за его пределами парень имеет смутное представление. Даже о народах, населяющих планету Земля. — Они танцуют разные танцы? — как-то спросил Ныоман.
— В принципе, да, — ответил я, поразмыслив. — У нас, в Чехии, есть полька, в Австрии — вальс, в Бразилии — самба, а в России — хоровод...
— Если так, то кецак — балийская полька. — ошарашил меня Ныонг.
Я и виду не подал, что о кецаке понятия не имею! В памяти всплыл только тот факт, что Рональду Рейгану из танца, длящегося более часа, показали всего лишь пару минут. По причине традиционного для политиков острого дефицита времени. Кецак давно стал танцевальным символом Бали, хотя с индонезийскими традициями имеет не так уж много общего. Немецкий художник и хореограф Вальтер Шпис, обосновавшийся в 30-х годах прошлого века на Бали, не то возродил, не то усовершенствовал старинный танец. Шпис использовал хоровое сопровождение древнего танца санйанг (в котором танцоры в трансе плясали на тлеющей кокосовой скорлупе) для хореографической интерпретации древнеиндийского эпоса "Рамаяна". Сюжет таков: принц Рама спасает жену Ситу из плена короля Раваны. Ему помогает Су грива, король обезьян. ...Битком набитый зал гудит в нетерпении. Гаснет свет. На сцене возникают языки пламени. К потрескиванию огня присоединяется мужской голос. "Чак, чак, чак!" — ритмичные возгласы сопровождают происходящее на сцене. Множество танцоров в красивых костюмах символизируют войско царя обезьян Ханумана. Обнаженные по пояс танцоры сталкиваются друг с другом, подпрыгивают, падают. Они угрожают, сражаются, ласкают, ссорятся, ликуют... — Слишком быстро уезжаешь. Я хотел показать барис, пендет, кебйар, джангер... — так рассуждал Ныонг на обратном пути в Денпасар. Возможно, он был прав, но мне не хотелось злоупотреблять покровительством могучего Сангьянг Види Baca.
|
